Неточные совпадения
Но Архипушко не слыхал и продолжал кружиться и кричать. Очевидно было, что у него уже начинало занимать дыхание. Наконец столбы, поддерживавшие соломенную крышу, подгорели. Целое облако пламени и дыма разом рухнуло на землю, прикрыло
человека и закрутилось. Рдеющая точка на время опять
превратилась в темную; все инстинктивно перекрестились…
С каждым годом притворялись окна в его доме, наконец остались только два, из которых одно, как уже видел читатель, было заклеено бумагою; с каждым годом уходили из вида более и более главные части хозяйства, и мелкий взгляд его обращался к бумажкам и перышкам, которые он собирал в своей комнате; неуступчивее становился он к покупщикам, которые приезжали забирать у него хозяйственные произведения; покупщики торговались, торговались и наконец бросили его вовсе, сказавши, что это бес, а не
человек; сено и хлеб гнили, клади и стоги обращались в чистый навоз, хоть разводи на них капусту, мука в подвалах
превратилась в камень, и нужно было ее рубить, к сукнам, холстам и домашним материям страшно было притронуться: они обращались в пыль.
Быстро все
превращается в
человеке; не успеешь оглянуться, как уже вырос внутри страшный червь, самовластно обративший к себе все жизненные соки.
— Почему? О
людях, которым тесно жить и которые пытаются ускорить события. Кортес и Колумб тоже ведь выразители воли народа, профессор Менделеев не менее революционер, чем Карл Маркс. Любопытство и есть храбрость. А когда любопытство
превращается в страсть, оно уже — любовь.
Дома его ждала телеграмма из Антверпена. «Париж не вернусь еду Петербург Зотова». Он изорвал бумагу на мелкие куски, положил их в пепельницу, поджег и, размешивая карандашом, дождался, когда бумага
превратилась в пепел. После этого ему стало так скучно, как будто вдруг исчезла цель, ради которой он жил в этом огромном городе. В сущности — город неприятный, избалован богатыми иностранцами, живет напоказ и обязывает к этому всех своих
людей.
Шаги
людей на улице стали как будто быстрей. Самгин угнетенно вышел в столовую, — и с этой минуты жизнь его надолго
превратилась в сплошной кошмар. На него наткнулся Кумов; мигая и приглаживая красными ладонями волосы, он встряхивал головою, а волосы рассыпались снова, падая ему на щеки.
Он съежился, посерел, стал еще менее похож на себя и вдруг — заиграл,
превратился в
человека, давно и хорошо знакомого; прихлебывая вино маленькими глотками, бойко заговорил...
Ближе к Таврическому саду
люди шли негустой, но почти сплошной толпою, на Литейном, где-то около моста, а может быть, за мостом, на Выборгской, немножко похлопали выстрелы из ружей, догорал окружный суд, от него остались только стены, но в их огромной коробке все еще жадно хрустел огонь, догрызая дерево, изредка в огне что-то тяжело вздыхало, и тогда от него отрывались стайки мелких огоньков, они трепетно вылетали на воздух, точно бабочки или цветы, и быстро
превращались в темно-серый бумажный пепел.
«Ярмарка там», — напомнил себе Самгин, устало шагая, глядя на свою тень, — она скользила, дергалась по разбитой мягкой дороге, как бы стремясь зарыться в пыль, и легко
превращалась в серую фигурку
человека, подавленного изумлением и жалкого.
— Революция — не завтра, — ответил Кутузов, глядя на самовар с явным вожделением, вытирая бороду салфеткой. — До нее некоторые, наверное,
превратятся в
людей, способных на что-нибудь дельное, а большинство — думать надо — будет пассивно или активно сопротивляться революции и на этом — погибнет.
«У меня температура, — вероятно, около сорока», — соображал Самгин, глядя на фыркающий самовар; горячая медь отражала вместе с его лицом какие-то полосы, пятна, они снова
превратились в
людей, каждый из которых размножился на десятки и сотни подобных себе, образовалась густейшая масса одинаковых фигур, подскакивали головы, как зерна кофе на горячей сковороде, вспыхивали тысячами искр разноцветные глаза, создавался тихо ноющий шумок…
Последствия всего этого известны, все это исчезает, не оставляя по себе следа, если нимфа и сатир не
превращаются в
людей, то есть в мужа и жену или в друзей на всю жизнь.
«Боже мой! — думал он, внутренне содрогаясь, — полчаса назад я был честен, чист, горд; полчаса позже этот святой ребенок
превратился бы в жалкое создание, а „честный и гордый“
человек в величайшего негодяя! Гордый дух уступил бы всемогущей плоти; кровь и нервы посмеялись бы над философией, нравственностью, развитием! Однако дух устоял, кровь и нервы не одолели: честь, честность спасены…»
Я теперь живой, заезжий свидетель того химически-исторического процесса, в котором пустыни
превращаются в жилые места, дикари возводятся в чин
человека, религия и цивилизация борются с дикостью и вызывают к жизни спящие силы.
Из
человека честного, щедрого и доброго, хотя взбалмошного и горячего, он
превратился в гордеца и забияку, перестал знаться с соседями, — богатых он стыдился, бедных гнушался, — и неслыханно дерзко обращался со всеми, даже с установленными властями: я, мол, столбовой дворянин.
Так что летняя страда этих
людей просто-напросто
превращалась в сплошную каторгу.
Из «жены судьи», одного из первых
людей в городишке, она
превратилась в бедную вдову с кучей детей и без средств (пенсию удалось выхлопотать только через год).
Говорил он и — быстро, как облако, рос предо мною,
превращаясь из маленького, сухого старичка в
человека силы сказочной, — он один ведет против реки огромную серую баржу…
Бесчеловечность, жестокость, несправедливость, рабство
человека были объективированы в русском государстве, в империи, были отчуждены от русского народа и
превратились во внешнюю силу.
Идеалисты-западники
превращаются в «лишних
людей», пока не появятся реалисты 60-х годов.
Сострадательность и человечность у Достоевского
превращаются в бесчеловечность и жестокость, когда
человек приходит к человекобожеству, к самообожествлению.
Несмелов хочет построить христианскую антропологию, но эта антропология
превращается в понимание христианства в целом, вследствие особого значения, которое он придает
человеку.
Наступают времена, когда натуралистический позитивизм
превращается в темную магию, когда он сковывает
человека темной властью естества.
Как только сольет полая вода, болотные кулики занимают свои родимые болота, в которых живут постоянно каждый год, если какая-нибудь особенная причина не заставит их переменить места своего жительства. Причины бывают разные: иногда болото высыхает от того, что пропадают в нем родники или паточины; иногда от того, что их затопчет скот; иногда от того, что болото высушивается искусственно
людьми и
превращается в сенокосные луга или пашню.
Чжан-Бао говорил, что они могут
превращаться в
людей.
— А?.. Выпьем!.. — как-то мычал Груздев; он редко пил и под влиянием вина
превращался из бойкого и говорливого
человека в меланхолика.
Держа ложку в руке, я
превратился сам в статую и смотрел, разиня рот и выпуча глаза, на эту кучу
людей, то есть на оркестр, где все проворно двигали руками взад и вперед, дули ртами и откуда вылетали чудные, восхитительные волшебные звуки, то как будто замиравшие, то превращавшиеся в рев бури и даже громовые удары…
Вот что забавляло теперь этого
человека. Анна Гавриловна очень хорошо это понимала, и хоть у ней кровью сердце обливалось, но она все-таки продолжала его забавлять подобным образом. Мари, все время, видимо, кого-то поджидавшая, вдруг как бы вся
превратилась в слух. На дворе послышался легкий стук экипажа.
Вообще Горемыкин жил полной, осмысленной жизнью только на фабрике, где чувствовал себя, как и все другие
люди, но за стенами этой фабрики он сейчас же
превращался в слепого и глухого старика, который сам тяготился своим существованием.
— Ведь с вашим отъездом я
превращаюсь в какую-то жертву в руках генерала, который хочет протащить меня по всем заводам… в виде почетной стражи к удалившимся дамам были приставлены «почти молодые
люди» и Летучий, который все время своего пребывания в горах проспал самым бессовестным образом.
Чтобы выполнить предписание доктора, я нарочно выбрал путь не по гипотенузе, а по двум катетам. И вот уже второй катет: круговая дорога у подножия Зеленой Стены. Из необозримого зеленого океана за Стеной катился на меня дикий вал из корней, цветов, сучьев, листьев — встал на дыбы — сейчас захлестнет меня, и из
человека — тончайшего и тончайшего из механизмов — я
превращусь…
Курорт — миниатюрный, живописно расположенный городок, который зимой представляет ряд наглухо заколоченных отелей и въезжих домов, а летом
превращается в гудящий пчелиный улей. Официальная привлекательность курортов заключается в целебной силе их водяных источников и в обновляющих свойствах воздуха окружающих гор; неофициальная — в том непрерывающемся празднике, который неразлучен с наплывом масс досужих и обладающих хорошими денежными средствами
людей.
Он не ощущал ни жалости, ни сострадания к массе битых
людей, но им овладевало утомляющее недоумение, оно
превращалось в сонливость; мальчик забивался куда-нибудь в укромный уголок и там, безуспешно стараясь разобраться в своих впечатлениях, обыкновенно засыпал кошмарным сном.
Она опять смеялась, а «серый
человек» держал себя с таким непринужденным видом, точно ему было все равно, или, вернее сказать, вся трехтысячная толпа
превратилась в таких же серых человеков.
Михалко и Архип были слишком оглушены всем происходившим на их глазах и плохо понимали отца. Они понимали богатство по-своему и потихоньку роптали на старика, который
превратился в какого-то Кощея. Нет того чтобы устроить их, как живут другие… Эти другие, то есть сыновья богатых золотопромышленников, о которых молва рассказывала чудеса, очень беспокоили молодых
людей.
Зима протекала невесело. Везде в Москве играли в карты, но если вместо этого придумывали какое-нибудь другое развлечение, например пели, читали, рисовали, то выходило еще скучнее. И оттого, что в Москве было мало талантливых
людей и на всех вечерах участвовали все одни и те же певцы и чтецы, само наслаждение искусством мало-помалу приелось и
превратилось для многих в скучную, однообразную обязанность.
На днях я зашел в курятную лавку и в одну минуту самым простым способом всем тамошним"молодцам"бальзам доверия в сердца пролил."Почем, спрашиваю, пару рябчиков продаете?" — Рубль двадцать, господин! — Тогда, махнув в воздухе тросточкой, как делают все благонамеренные
люди, когда желают, чтобы, по щучьему велению, двугривенный
превратился в полуимпериал, я воскликнул:"Истинно говорю вам: не успеет курица яйцо снести, как эта самая пара рябчиков будет только сорок копеек стоить!"
Нет, Полина! или я совсем вас не знаю, или любовь ваша должна
превратиться в презрение к
человеку, который в эту решительную минуту будет думать только о собственном своем счастии и о личной своей безопасности.
— Ах какие все добрые и хорошие! — восхищалась молодая Мушка, летая из окна в окно. — Может быть, даже хорошо, что
люди не умеют летать. Тогда бы они
превратились в мух, больших и прожорливых мух, и, наверное, съели бы все сами… Ах как хорошо жить на свете!
— Мать мою взорвала такая иезуитская двуличность; она забыла предостережение Бениса и весьма горячо и неосторожно высказала свое удивление, «что г. Камашев хвалит ее сына, тогда как с самого его вступления он постоянно преследовал бедного мальчика всякими пустыми придирками, незаслуженными выговорами и насмешками, надавал ему разных обидных прозвищ: плаксы, матушкина сынка и проч., которые, разумеется, повторялись всеми учениками; что такое несправедливое гонение г. главного надзирателя было единственною причиною, почему обыкновенная тоска дитяти, разлученного с семейством,
превратилась в болезнь, которая угрожает печальными последствиями; что она признает г. главного надзирателя личным своим врагом, который присвоивает себе власть, ему не принадлежащую, который хотел выгнать ее из больницы, несмотря на позволение директора, и что г. Камашев, как
человек пристрастный, не может быть судьей в этом деле».
— Отец докончил: велел повесить за старость. И, по правде, я даже не особенно огорчился: положение для кота становилось невыносимым: он уже не только меня, а и себя мучил своею бессловесностью; и только оставалось ему, что
превратиться в
человека. Но только с тех пор перестал я мучить.
Умы предчувствовали переворот и волновались: каждая старинная и новая жестокость господина была записана его рабами в книгу мщения, и только кровь <его> могла смыть эти постыдные летописи.
Люди, когда страдают, обыкновенно покорны; но если раз им удалось сбросить ношу свою, то ягненок
превращается в тигра: притесненный делается притеснителем и платит сторицею — и тогда горе побежденным!..
Времени не стало, как бы в пространство
превратилось оно, прозрачное, безвоздушное, в огромную площадь, на которой все, и земля, и жизнь, и
люди; и все это видимо одним взглядом, все до самого конца, до загадочного обрыва — смерти.
И с первого же дня тюрьмы
люди и жизнь
превратились для него в непостижимо ужасный мир призраков и механических кукол. Почти обезумев от ужаса, он старался представить, что
люди имеют язык и говорят, и не мог — казались немыми; старался вспомнить их речь, смысл слов, которые они употребляют при сношениях, — и не мог. Рты раскрываются, что-то звучит, потом они расходятся, передвигая ноги, и нет ничего.
Он как-то не доглядел, когда именно Илья
превратился во взрослого
человека. Не одно это событие прошло незаметно; так же незаметно Наталья просватала и выдала замуж дочь Елену в губернию за бойкого парня с чёрненькими усиками, сына богатого ювелира; так же, между прочим, умерла наконец, задохнулась тёща, знойным полуднем июня, перед грозою; ещё не успели положить её на кровать, как где-то близко ударил гром, напугав всех.
В высокопарных, кудреватых выражениях неизвестный автор предостерегал меня против печальной судьбы всех молодых
людей, слепо предающихся своим страстям и не разбирающих достоинств и недостатков существа, с которым намеревается вступить в союз, «узы какового легки и незаметны вначале, но впоследствии
превращаются в тяжкую цепь, подобную той, какую влачат несчастные каторжники».
Привада, на которой едят постоянно тетерева, получает понемногу свой окончательный вид, то есть: в середине привады становится шест, аршина в три вышиною, на котором будет держаться сеть; около него, правильным кругом, набиваются колышки, каждый четверти в полторы, к которым будут привязаны веревочками нижние подборы шатра, и, наконец, куча соломы
превращается в шалаш, в котором могли бы поместиться два
человека.
Казалось, что такому напряжению радостно разъяренной силы ничто не может противостоять, она способна содеять чудеса на земле, может покрыть всю землю в одну ночь прекрасными дворцами и городами, как об этом говорят вещие сказки. Посмотрев минуту, две на труд
людей, солнечный луч не одолел тяжкой толщи облаков и утонул среди них, как ребенок в море, а дождь
превратился в ливень.
Раздалось двенадцать мерных и звонких ударов в колокол. Когда последний медный звук замер, дикая музыка труда уже звучала тише. Через минуту еще она
превратилась в глухой недовольный ропот. Теперь голоса
людей и плеск моря стали слышней. Это — наступило время обеда.
Что-то вроде участия слышалось в этих бессвязных словах, и Муфель на минуту
превратился в порядочного
человека — может быть, сказалась в нем добрая немецкая натура или уж в известные критические моменты и в дураке пробивается искра человеческого чувства.